Представляем вашему вниманию вторую часть размышлений независимого автора на тему анархического эгоизма. В этой статье, продолжая славное дело классиков индивидуализма Штирнера, Такера и др., автором более детально рассматриваются нравственные аспекты эгоизма и проводится чёткая грань, разделяющая анархический индивидуализм от всех прочих других разновидностей эгоизма: либерального, буржуазного, марксистского и пр.
Мы не должны забывать, что революция начинается внутри; прежде общества — освобождается сознание, и написание, как и обсуждение работ подобного рода — не менее важная составляющая часть воспитания революционного мышления, наравне с акциями прямого действия. Приятного прочтения.
Становится ясно, что не нужно убивать в людях «эгоистов» — нужно только воспитывать в них возвышенных личностей — способствовать развитию конкретных «Я», приверженность которым самим себе будет также и побуждать их меняться в лучшую сторону ради полнейшего развития самих себя и других, ведь среди принципов моего «Я» вполне есть и место ценности других, которым я желаю такого же развития, как и себе. Даже больше: чем больше я помогаю другим стать свободнее и лучше — тем лучше и свободнее становлюсь я сам — экспансивность моих ценностей позволяет мне преодолеть границы моего совершенства на разных стадиях моей жизни. Именно это, частично, и имел в виду Михаил Бакунин: «В самом деле, я свободен лишь тогда, когда все человеческие существа, окружающие меня, мужчины и женщины, равно свободны. Свобода других не только не является ограничением или отрицанием моей свободы, но, напротив, есть необходимое условие и утверждение ее. Я становлюсь истинно свободным лишь благодаря свободе других, так что, чем больше количество свободных людей, окружающих меня, чем глубже и шире их свобода, тем распространеннее, глубже и шире становится моя свобода. Напротив, рабство людей ставит препятствие моей свободе, или, что сводится к тому же, именно их животность и является отрицанием моей человечности, ибо — повторяю еще раз — я могу назвать себя истинно свободным лишь тогда, когда моя свобода, или, что то же, мое человеческое достоинство, мое человеческое право, заключающееся в том, чтобы не повиноваться никакому другому человеку и руководствоваться в моих действиях лишь моими собственными убеждениями, лишь когда эта моя свобода, отраженная равно свободным сознанием всех людей, возвращается ко мне, подтвержденная согласием всех. Моя личная свобода, подтвержденная таким образом свободой всех, становится беспредельной» [1].
Именно то, что принцип «эгоизма» служит разным «Я» с разными микрокосмами и порождает разные «эгоизмы»: буржуазный эгоизм, благородный эгоизм, трусливый эгоизм, узкий эгоизм, циничный эгоизм, милосердный эгоизм, глупый эгоизм… И так далее. Разные личности привержены разному в себе. Но суть заключается не в том, чтобы сделать их стадными, унифицировать, отчудить от себя, подавить их волю или тотально поработить, а в том, чтобы помочь им обрести гармоничную личность, которая развивается и позволяет развиваться другим. Такие личности могут быть не согласными в плане эстетики, секса, деторождения, экономики, еды, фильмов, литературы, философских концепций или других тем, но они не станут эксплуатировать друг друга и посягать на свободу друг друга. Оба они добровольно и взаимно спорят, дискутируют, кооперируются или удаляются из жизни друг друга, если неинтересны друг другу. В целом оба они исповедуют ряд универсальных принципов, которые позволяют им вместе или по отдельности развивать уникальность друг друга (наиболее очевидные примеры таких принципов это: «моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого» или «относись к другому так, как ты хотел бы, чтобы он относился к тебе«). Нет ничего плохого в том, чтобы различные личности исповедовали несколько универсальных принципов, которые позволят их противоречащим друг другу уникальностям более или менее гармонично сосуществовать друг с другом в одном обществе. А интеллектуальные или же нравственные противоречия между ними пусть же послужат двигателем прогресса этого общества — топливом, которое не позволит локомотиву их общего и отдельного самопреодоления и самоулучшения заржаветь.
Благородный эгоист, который искренне привержен собственным ценностям, не ограничен в своём кругозоре, а потому способен поставить себя на место другого — он способен к сочувствию и пониманию того, что чем больше вокруг него свободных личностей, тем свободнее он сам. Как сформулировал это Джон Генри Маккей в своём стихе «Анархия«, такой благородный эгоист не желает быть управляемым, но и не желает управлять. Он желает равной свободы для каждого, поскольку ему не нужны гнусные рабы, а лишь такие же свободные вокруг него товарищи, благодаря которым он сам может становится ещё более свободным с помощью взаимного влияния вольных и гуманных душ друг на друга. Он прекрасно понимает, что если каждый из общества, в котором он состоит, никому не подчиняется, но и ни над кем не властвует и где таким образом сохраняется автономия личности и уважение к своим и чужим границам, то именно в таком обществе торжествует истинная свобода.
Как утверждал Макс Штирнер: «Кто для того, чтобы существовать, должен рассчитывать на безволие других, тот — игрушка в руках этих других, как господин — игрушка в руках своего слуги. Если прекратится покорность, то неминуемо уничтожится и господство» [2]. В соответствии с этим, именно желание собственной свободы приводит двух личностей к необходимости освобождать и других — ради своей свободы, потому что несвобода других лишь деформирует и развращает их, поскольку эта несвобода задушит их внутреннюю свободу, ведь внутренней свободе нужны просторы для того, чтобы возобновляться и расширяться, но, в случае господства тотальной несвободы, свобода отдельных личностей не сможет быть вечно текущей рекой, которая вольно течёт, и благодаря чему и остаётся свежей, а станет лишь замкнутым резервуаром, в котором всё застаивается и портится.
Чем могущественнее воля личности, тем больше экспансивности в её стремлении к свободе, а потому со временем такой благородный эгоист уже не сможет довольствоваться только намерением достижения собственной свободы, но и начнёт желать созерцать пёстрое разнообразие уникальности различных личностей, чьё свободное творческое развитие радует его глаз — тогда он, таким образом, перейдёт от желания свободы лишь себе к желанию свободы как можно большему числу людей, поскольку благодаря именно этому искреннему, щедрому и великодушному стремлению его существование станет свободнее, глубже и наполнится экзистенциальным смыслом. Именно поэтому он осознаёт необходимость уважения свободы других и процветания этой свободы во всяком человеке. Такой эгоист приветствует развитие свободной личности в каждом, поскольку это тешит и удовлетворяет именно его духовные потребности — потребности в воплощении его собственных ценностей в каждом при том, что хотя эти ценности и являются результатом его самосозидания, он не расценивает эти ценности как частную собственность, поскольку последнее было бы лишь препятствием на пути его стремлений к большей экспансии собственных добродетелей не посредством насилия, а вольного и аутентичного выбора, вдохновения или конгениальности другой личности.
Такой благородный эгоист радуется развитию другого, поскольку он сам желает блага другим, осознаёт ценность свободы и не стал бы отрекаться от понимания ценности свободы других даже если бы весь мир ополчился бы на него. Такова его стальная воля, признающая твёрдо ценность равной свободы для каждого, в том числе и для себя. Таково его убеждение, и осуждение толпой его не отнимет. Таков его эгоизм — желать другим свободы, даже если эти другие пока не понимают зачем им эта свобода и не задумываются о ней. Не эгоцентричный сумасброд, а просветлённый благородностью эгоист прекрасно понимает роль другого в развитии личности, а потому чётко осознаёт важность товарищеских, дружеских или интимных отношений с этими другими, в которых он и они могут полноценно раскрыть и помочь друг другу стать свободнее, гуманнее, эмоционально тоньше, экзистенциально глубже, совершеннее, добродетельнее, духовно богаче и так далее.
«Быть свободным и освобождать других» — это кредо Бакунина, следовательно, прекрасно подходит для основного мотива деятельности в обществе благородных эгоистов, которые опираются на вышеописанные принципы. Как писал уже вышеупомянутый Рудольф Штайнер: «Основная максима свободного человека состоит в том, чтобы жить в любви к действованию и давать жить другим, уважая их желания и стремления» [3]. Именно в связи с этим анархо-индивидуалисты считают буржуазно-либеральный индивидуализм «псевдоиндивидуализмом», поскольку такой «индивидуализм» является поборником господства одной личности над другими личностями и реализации (эксплуатации) одних личностей за счёт и в ущерб другим личностям, что, следовательно, не ведёт к развитию максимального количества личностей в разных людях из–за неравенства, которое поддерживается его представителями, что отмечал французский анархо-индивидуалист Альберт Либертад, критикуя классических либералов:
«Либеральное прославление личности, её апология и история различных учений представлены автором друг за другом как то, что лучше всего препятствует большинству людей в достижении свободного развития их индивидуальности. Верно, что это индивидуализм… Но индивидуализм для «успешных». Эти разные индивидуалистические учения, не желающие признавать господства, законов или каких-либо ограничений, которые могут посягнуть на волю личности, принимают в то же время существование земельной собственности и промышленного богатства как данность и священный факт. Эти теоретики индивидуализма потакают лишь имущим и их лакеям. А потому в таком случае возможность человека утверждать свою волю зависит от того родился ли он в семье собственника или нет. Во имя величия одной личности, другие вынуждены работать на то, чтобы первые могли наращивать и утверждать собственное могущество. Одни должны сделать всё возможное, чтобы обеспечить неприкосновенность своего состояния, другие же сколотить своё собственное, но не посягая при этом на сами основы собственности, поскольку они священны! Либерализм, таким образом, скрываясь под маской индивидуализма, отрицает возможность развития большинства личностей ради выгоды меньшинства» [4].
Ведь только там, где есть всеобщий доступ к длительному досугу и образованию (к чему стремятся те же коммунисты), каждая личность будет иметь возможность реализовывать свой потенциал, а не прозябать в однообразном и отупляющем её мёртвом труде, которым она вынуждена заниматься ради того, чтобы выжить, и бремя которого на неё возложено в силу существования частной собственности, где лишь отдельный собственник имеет право ею распоряжаться, заставляя по причине своего владения средствами производства других личностей горбатиться и растрачивать свой потенциал в отчуждённом и утомительно труде, а не воплощать свои творческие стремления ради собственного удовлетворения в жизненном строе, где досуг увеличивается, потому что капиталистическая логика к перманентному и бездомному накоплению была заменена коммунистической логикой уменьшения рабочего времени и увеличения досуга каждого человека за счёт производства нужного и автоматизации труда.
Как проницательно отмечал Макс Штирнер: «Пока для достоинства и чести человека достаточно было веры, нельзя было ничего возразить, против самой тяжелой работы, если только она не тревожила человека в его вере. Но теперь, когда каждый должен выработать в себе человека, закрепощение человека механической работой равносильно рабству. Если фабричный рабочий работает двенадцать часов или более, если он работает до изнеможения, то лишается этим своего человеческого достоинства. Всякая работа должна иметь целью удовлетворить человека. Поэтому он должен сделаться в ней мастером, то есть уметь совершать ее полностью. Кто, например, при изготовлении булавок только то и делает, что насаживает головки или вытягивает проволоку и т. д., совершает чисто механическую работу, тот становится машиной; он остается кропателем, а не делается мастером. Его работа не может его удовлетворить, она его только утомляет. Его работа, если ее выделят из общего производства, не имеет в себе никакой цели, она не составляет нечто цельное. Рабочий работает только для другого, а этот другой пользуется продуктами труда (эксплуатирует)» [5], а Пётр Кропоткин добавлял:
«Что коммунизм лучше всякой другой формы общежития может обеспечить экономическую свободу — ясно из того, что он лучше, чем всякая другая форма производства, может обеспечить каждому члену общества благосостояние и даже удовлетворение потребностей роскоши, требуя взамен не более четырех или пяти часов работы в день, вместо того чтобы требовать от него десять или девять или хотя бы даже восемь часов в день. Дать каждому досуг в течение десяти или одиннадцати часов из тех шестнадцати часов в сутки, которые представляют нишу сознательную жизнь (около восьми часов надо положить на сон), — уже значит расширить свободу личности настолько, что такого расширения человечество добивается как идеала, вот уже сколько тысяч лет. Раньше это было невозможно, так что всякое стремление к комфорту, богатству и прогрессу должно было быть исключено из коммунистического общества. Но в настоящее время, при наших могучих способах машинного производства, это вполне возможно. В коммунистическом обществе человек легко сможет иметь каждый день полных десять часов досуга и вместе с тем пользоваться благосостоянием. А такой досуг уже представляет освобождение от одной из самых тяжелых форм рабства, существующих теперь в буржуазном строе. Досуг сам по себе составляет громадное расширение личной свободы» [6].
Оставьте, господа левые и некоторые анархисты, в покое «эгоизм». Лучше подумайте над тем, как стать лучше, как личности и как остаться верным самим себе, ибо это действительно трудно, но я верю, что под силу каждому. Вам давно пора понять, что только как «эгоисты» мы можем построить анархическое общество, поскольку только высокая степень нравственности, необходимая для такого общества, может поддерживаться сознательной и совестливой личностью, которая привержена себе настолько, что не станет чинить непотребства (принуждать, эксплуатировать, избивать, лгать, насиловать, стремится властвовать) там, где коммуна не увидит. Именно о таком человеке, который искренне и твёрдо привержен своим высшим ценностями (освобождать, просвещать, помогать людям), что не позволяет ему нравственно развращаться властью (или иным пороком) и воспроизводить её в себе (поскольку его высшие добродетели существенно или же даже тотально перевешивают в его духовном бытии всякое тлетворное влияние, зарубая всякое развращение его духа ещё на корню), и писал Ральф Эмерсон: «Людская глупость всегда располагает власть к заносчивости. С каким наслаждением пошлый талант любит ослеплять и ставить в тупик своих зрителей! Но истинный гений чужд всякого властолюбия; он, напротив, освободитель и знаток всего, чему нужно придать толк и смысл. Мудрец придет, например, в нашу деревушку; он тотчас же возбудит в своих собеседниках новое понятие об улучшении их быта, открыв им глаза на незамеченные отрасли промышленности. Он упрочит в них чувство неприкосновенного равенства, успокоит их насчет возможности злоупотреблений, если каждый будет чтить пределы и обеспечение своего положения» [7].
«Эгоист» привержен себе и своей совести, а от себя и от неё, как известно, труднее убежать, чем от глаз других и общественности в целом. Именно поэтому различные анархо-индивидуалисты писали о необходимости духовной революции, которая, по словам Жерара де Лаказа-Дютье, «выплавит нового человека», презирающего низменности прошлого мира и потому не позволяющего им возродится вновь, но где же им возрождаться вновь, как не в самом себе? А потому и пишет Альберт Либертад: «Чтобы по-настоящему постичь свободу, следует развивать духовно человека до тех пор, пока существование власти как таковой станет невозможным в принципе«(и список, кроме власти, можно дополнять) [8].
Такой человек является ярким примером высшей стадии нравственного развития, поскольку он, опираясь исключительно на самого себя — свои ценности и совесть, руководствуется исключительно добровольной и искренней волей, которая регулируется в соответствии с личным внутренним нравственным законом личности, не позволяющей ей развращаться и прогибаться под давлением воли определённой гетерономии (коллектив, государство, семья, друзья и т.д.), а потому такой человек не нуждается во внешнем принуждении — «палке», которая подгоняла бы его как безвольный и несознательный скот.
Именно такие люди (волевые, сознательные, благородные, свободные, морально автономные и располагающие непоколебимыми собственными нравственными законами, позволяющими им самоопределять свою волю, желания, мировоззрение и действия, не претерпевая отчуждения и детерминации внешними надличностными силами), такие «эгоисты» и должны составлять основу либертарного общества, в котором сознательность, ответственность, добродетельность, свобода и самопринадлежность (приверженность себе) являются базовыми принципами, благодаря которым более свободное общество может функционировать, не позволяя иерархическим образованиям вновь возникнуть (в силу того, что каждый определяет свою волю сами и управляет ею, а потому каждый сохраняет контроль над своей жизнью, не позволяя другому поставить себя выше и сделать кого-либо бездушной, бездумной и пассивной марионеткой чьей-либо воли).
Лживый, глупый, порочный, стадный и неэгоистичный же человек, убежав от своего стада-надзорщика, чинит непотребства, поскольку изначально лишён благородства и сознательности. Он лишён и эгоизма: стоит общественности только прийти к нему, как его стадные чувства тут же активируются, и он тут же слабовольно отречётся от себя и подчиниться воле большинства, признавая покорно под их давлением, что вёл себя неправильно, так искренне и не поняв почему — он не будет иметь своего содержания в себе и воли, свидетельствуя тем самым об отсутствии аутентичности и автономии (ведь иначе он не подчинился бы большинству и продолжал бы свои бесчинства и дальше несмотря на давление большинства).
Поэтому, перефразируя Карла Маркса, суть заключается в том, что «левые лишь различным способом критиковали эгоистов, но дело заключается в том, чтобы наконец-то возвыситься и стать их благородной версией«, ведь иначе нас ждёт крах либо от дикого коллективизма, где воля личности будет терпеть посягательства посредством отчуждения и детерминации со стороны вульгарной, безнравственной и глупой толпы (что показано во «Враге народа» Ибсена), либо же от узкой буржуазности, которая под мнимым видом «пользы для личности» проповедует только её деградацию от порочной ограниченности её кругозора и добродетели. То, к чему в конечном счёте ведёт такой «эгоизм», скрывающийся ещё под маской «индивидуализма» (не занимать Дьяволу всё же имён), Пётр Кропоткин уже давно ярко выразил: «… то, что до сих пор называли «индивидуализмом», было всего лишь глупым эгоизмом, ведущим к умалению личности. Глупый, ибо это не был индивидуализм. — Он не привел к намеченной цели: к полному, широкому и возможнейшему развитию личности» [9].
Отвечу прокаталепсисом напоследок на одно из возможных возражений: можно возразить, что «приверженная себе личность» является ригидной в плане «изменения самой себя», что якобы препятствует её развитию. Однако если личность привержена себе, то она и привержена своему пониманию о том, что она способна быть неправа, что она способна размышлять над новым опытом, аргументами, что она способна и ей необходимо для собственного развития критическое мышление, что она способна подвергать себя сомнению, что она способна отрекаться от «старого» и принимать «новое» (как писал Ницше: «Жить — это значит: постоянно отбрасывать от себя то, что хочет умереть; жить — это значит: быть жестоким и беспощадным ко всему, что становится слабым и старым в нас, и не только в нас» [10]), поскольку личность в конце концов прекрасно понимает и необходимость независимости от «себя» — своего мировоззрения и устоявшихся убеждений, ибо они не вечны, а потому когда они исчерпывают себя и лишаются какой-либо «витальности» или «живости», то перестают служить развитию личности (ибо её ценности превращаются, по Бергсону, в «статическую мораль», которая себя бездушно воспроизводит по инерции без всякой подлинности и непосредственности, что, естественно, негативно сказывается на способности личности себя преодолевать и обновлять, поскольку именно эта способность позволяет ей укреплять и расширять свою свободу над собой, достигать большего духовного богатства, быть неподвластной догматизму и оставаться трансгрессивным самобытным творческим ничто), а потому она, ради спасения самой себя, должна преодолеть их созидательным отрицанием и рефлексией.
Ссылки:
1. Бакунин Михаил Александрович. Избранные философские сочинения и письма. Издательство «Мысль», 1987. С. 501-502.
2. Макс Штирнер. «Единственный и собственность». Харьков: Основа, 1994. С. 182.
3. Рудольф Штайнер, там же.
4. Альберт Либертад. «Индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/kUxjEQBd6nz
5. Макс Штирнер. Там же, с. 112-113.
6. П.А. Кропоткин. «Современная наука и анархия» (глава 4-я «Ведет ли коммунизм к умалению личности?»).
7. Эмерсон Р. «Нравственная философия». — Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2001. С. 219.
8. Альберт Либертад. «Свобода». Приводится из сборника «Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала ХХ века». Изд. «Эгалите», Саратов, 2022. С. 72.
9. П.А. Кропоткин. Письма (1901–1910). Из письма к Максу Неттлау (5 марта, 1902 г.). URL: http://oldcancer.narod.ru/Nonfiction/PAK-Letters90.htm#020305-s8
10. Фридрих Ницше. «Весёлая наука». Пер. К.А. Свасьяна. С. 69.
Автор: Денис Хромый, первая часть: читать.
